Во вторник, 14 февраля за пределы так называемый "ДНР" был выдворен ЛГБТ-активист Серое Фиолетовое, также известный как Олег Васильев и Маша Штерн.
Серое Фиолетовое называет себя агендером (человеком без пола) и предпочитает самоидентифицироваться в среднем роде. "Страна" публикует отрывки из интервью, взятого у него журналистом "Медузы" Евгением Бергом после возвращения из Донецка.
— Как вам пришла идея устроить акцию в поддержку ЛГБТ-движения в "ДНР"?
— Сначала планировалось, что акция состоится на украинской стороне, в Авдеевке. Мысль пришла в голову в конце сентября; я всегда интересовалось акционизмом, было желание начать что-то делать. Одного из моих друзей-художников пригласили делать проект в Авдеевку, и я загорелось идеей. Были долгие попытки сделать все это в Украине, но оказалось, что мне могут помочь с организацией на территории "республики". Понятно, что это более интересный и радикальный жест.
— А в Украине не получалось?
— В Украине это оказалось довольно сложно организовать; может, даже сложнее, чем в "ДНР". Для меня это была важная трансграничная история. В ней одновременно приняли бы участие люди из России, "ДНР", Украины, люди с принципиально разной политической позицией, идейные участники Майдана с одной стороны и "русской весны" — с другой.
— Такая попытка объединения?
— Нет, просто есть ситуация войны, есть люди с разными взглядами, и в этом пространстве происходит радикальная акция. Это проект об универсальных разрывах. Например, об этой войне, которая существует в центре Европы. С одной стороны, это ситуация крайнего насилия, с другой — этот разрыв дает возможность функционирования определенного рода свободы; люди бегут из повседневной жизни, из зон нормализованной регулярной власти — гендерной, политической, культурной — в зону радикальной неопределенности. Это еще и гендерный разрыв, что для меня актуально — я трансгендерный человек. На войне погибают добровольцы с обеих сторон, в то же время 40% трансгендерных людей закачивают жизнь самоубийством. Когда живешь на войне, не знаешь, прилетит тебе в квартиру очередной "Град" или нет. Трансгендерный человек каждый раз, выходя на улицу, не знает, побьют ли его, убьют или нет. Основной слоган акции: "Война станет нашим телом". Это справедливо для людей, которые живут в ней — получают травмы, под обстрелом возвращаются в свои дома, — и для людей, которые ведут войну с самим собой, со своим телом. Такое совмещение логик.
— Ваши знакомые говорили, что вы собирались снимать вашу акцию и получившийся фильм тоже должен был стать ее частью.
— Фильм из нескольких частей, разделенных авангардным поэтическим текстом. Там должны были быть сцены въезда в Донецк, пыток, осуществляемых людьми в военной форме, повседневной жизни на войне. Центральная сцена — орхиэктомия: удаление яичек, самостоятельно проведенное [мной] в операционной военно-полевой палатке посреди донецкой промзоны; в следующей сцене отрезанным биоматериалом кормится стая бродячих собак. Далее человек обретает силу и начинает строить на терриконе сооружение, похожее на архитектон Малевича, то есть переходит от разрушения к созиданию.
— Операция должна была быть настоящей?
— Реально проведенная операция, осуществленная на поле боя.
— И вы собирались ее провести на своем теле?
— Да, конечно. Должны были присутствовать врачи, машина, готовая отвезти в клинику в любой момент, должно было быть оборудовано стерильное пространство операционной. Этот вопрос очень долго прорабатывался. Сама операция, в общем, проста, ее можно проводить при местной анестезии, она не грозит смертельной потерей крови. Но трансгендерный человек, чтобы ее добиться, должен пройти безумные психиатрические экспертизы (а в некоторых странах реально лечь в психиатрическую больницу), находиться в очереди много лет. Представьте, что он это должен сделать, находясь на войне. Если посмотреть англоязычные исследования, 40% трансгендерных женщин прибегают к самокастрации в домашних условиях.
— Зачем вы вообще поехали с такой радикальной акцией на территорию, где даже за гомосексуальность чуть ли не смертную казнь вводили?
— За гомосексуальные отношения там смертной казни нет. Я вам скажу, что во время ареста я находилось в качестве открытой трансгендерной женщины. Дальше легкой иронии [нападки на меня] ни разу не заходили. Кстати, арестовывавшие меня люди говорили, что среди "ополченцев" есть открытые трансгендерные мужчины.
— И все же это крайне опасное путешествие.
— Я прекрасно понимало, что это небезопасно. Но вы думаете, проводить операцию в полевых условиях безопасно? Или воспроизводить пытки по отчетам ОБСЕ? Там много небезопасного [планировалось]. Это такой акционизм в традиции радикального телесного перформанса. Вспомните Криса Бурдена, которому его помощник прострелил руку, это известнейший перформанс. Поездка в "ДНР" была для меня естественным развитием традиций венского и русского акционизма.
— Как вас с Викторией задерживали?
— На паспортном контроле в Успенке нас встретила команда вооруженных людей, задержали, развели по разным комнатам. Начались допросы, мне сразу положили на стол ориентировку на меня как на участницу арт-группы "Война", там было сказано, что "Война" объявлена в "ДНР" экстремистской террористической группировкой. Несколько часов разговаривали там, потом отвели в другое место.
— Что у вас хотели узнать?
— Во-первых, являюсь ли я агенткой СБУ, Моссада, ЦРУ, российских спецслужб, эмиссаром каких-то организаций. Во-вторых, выясняли, действительно ли я трансгендерный человек, что за акцию хочу провести, какая цель. Было несколько следователей и оперативников в разных институциях, но формального допроса не было, в основном, скажем так, беседы.
— Из вас как-то выбивали информацию?
— "Какой твой позывной?" — "Не знаю позывного". — "Ответ неправильный!"— вот вся эта ***** [ерунда] была. Применялись физические меры в первый день, но достаточно аккуратно, я понимало, что мне не хотят причинить реального ущерба. Хотя ребро у меня до сих пор болит. Применялись меры психологического давления, например приставляли пистолет к коленям и так далее.
— Где вас держали?
— В подвалах "МГБ ДНР", там камеры, в которых содержатся политические заключенные. Кормили ровно тем же, что едят сотрудники "МГБ", только неприятно было, что выходить в туалет можно лишь два раза день. Люди, которые меня задерживали, инструктировали охрану, что я трансгендерный человек и ко мне не должно применяться никакой дискриминации. "В связи с конфигурацией вашего тела", — так они сформулировали. Задержанные тоже это знали, могли на эту тему пошутить, но не более того.
Когда человек долго сидит в одиночной камере, ему уже нет большой разницы, кто оказывается с ним рядом. Могло быть отношение типа "Ты ******** [сумасшедший]", но это можно обсуждать — люди говорили на гендерные темы, пускай и в консервативном дискурсе.
Как сообщала "Страна", ЛГБТ-активисту из России не дали провести акцию в центре Донецка и отправили обратно в РФ.
Так же писали, что по мнению Human Rights Watch, украинские чиновники плохо относятся к геям.