Андрей Портнов выиграл иск против Евросоюза в суде самого Евросоюза – это первый и пока единственный случай в истории этих организаций. Он выиграл семь исков в судах Украины против Генеральной прокураторы Украины же. И это, пожалуй, еще более сенсационно, учитывая нынешнее состояние нашей судебной системы, - а главное, тот факт, что сам Андрей Портнов находится в эмиграции, курсирует между Италией, Швейцарией и Турцией, не имеет постоянного места жительства, зато имеет все основания опасаться за свою безопасность. "Страна" стала первым СМИ, которому бывший заместитель главы администрации президента Украины Андрей Портнов дал пространное интервью после того, как выиграл суды. Наш корреспондент имел с ним беседу в одной из точек общепита одной из европейских столиц.
- Ваши судебные процессы против украинских и европейских чиновников не получают, как правило, подробного освещения в украинской прессе. Поэтому давайте попробуем рассказать эту историю поподробнее.
- Давайте. В начале марта 2014 года – буквально через пару недель после Майдана и смены власти – Совет Евросоюза утвердил список из около двадцати представителей свергнутого политического руководства Украины и ввел санкции в виде замораживания зарубежных счетов и активов. В списке была и моя фамилия. Поскольку у меня не было за границей никаких активов и счетов, я мог бы не переживать. Но сам факт такого смелого решения являлся дискредитирующим меня с политической, информационной и юридической точки зрения. У многих объективно создавалось впечатление, что Евросоюз не может замораживать активы, которых нет. А формулировка «за хищение и вывод за рубеж государственных средств» совсем не оставляла выбора – это было грязная, сфальсифицированная фабула, которую нужно было однозначно обжаловать, придав судебному процессу максимальную публичность.
Конечно я не верил в победу. Да и многие уважаемые люди, прошедшие большие международные споры в Англии, США и Европе рекомендовали мне не обжаловать и публично не комментировать вопрос санкций за бесперспективностью победы над ЕС.
Основная логика совпадала и с моей – казалось, что Евросоюз по определению не может проиграть в европейском суде, тем более, что украинские граждане вообще никогда не предъявляли иски к Евросоюзу. Но я однозначно решил обращаться в суд.
Кстати, если бы ЕС ввел санкции с какой-нибудь другой формулировкой – типа за нарушение стандартов какой-нибудь демократии, то я бы не оспаривал санкций, считая это решение политическим и оценочным.
Фамилия после запятой
- Я начал с поиска европейского адвоката. Он нужен был исключительно, чтобы представлять меня в суде, поскольку украинский адвокат не может выступать в Люксембургском суде Евросоюза. К этому времени я вернулся в адвокатский бизнес и всю основную работу мы сделали сами со своей юридической командой, включая подготовку материалов и их перевод на французский.
При этом, не особо веря в юридическую победу, я был уверен, что выиграю информационно, ведь Евросоюзу все равно пришлось бы признавать в суде, что у него нет никаких фактов моей противоправной деятельности и наличия за рубежом счетов и активов.
Чтоб довести свою позицию до общественности, я завел страницу в социальных сетях, хотя до этого был уверен, что Фейсбук существует для тех, кому нечем занять себя в рабочее время. Это, кстати, было ошибкой. И вообще я считаю, что пренебрежение информационной политикой стало одним из главных факторов поражения прежней власти.
Итак, главной моей задачей было публично опровергнуть, что у меня вообще есть какие-либо зарубежные счета и активы, которые якобы арестованы. Я хотел показать, что все обвинения в мой адрес политически мотивированы. Это было не так просто, ведь украинские граждане не могут поверить, что чиновники Евросоюза могут распространять недостоверную информацию и что 28 министров стран ЕС приняли решение заморозить несуществующее имущество. ЕС имеет огромное доверие и авторитет, поэтому доказать лживость их юридического акта гораздо тяжелее, чем любого украинского органа.
Параллельно я решил обжаловать каждое действие и слово Генпрокуратуры Украины в украинских судах. И здесь я выбрал такую же тактику публичности, так как выигрывать у главного правоохранительного ведомства находясь не в Украине непросто. В судебных процессах представители прокуратуры выбрали тоже свою тактику. Она сводилась к систематической неявке, просьбам от переносе заседаний, больничным и длительным отпускам. А когда являлись, заявляли, что не меня имели ввиду, что моя фамилия стоит вообще в конце после запятой и запятую надо рассматривать именно в положительном для меня контексте и что и их высказывания – это оценочные суждения. Закончилось это поражением генеральной прокуратуры по ста процентам исков, которые прошли апелляционный и кассационный контроль. Суды обязали ГПУ публично опровергнуть каждый эпизод высказываний о моей противоправной деятельности и проинформировать об этом ЕС.
- А суды не пытались замотать дела, они ведь прокурорских-то боятся?
- Суды рассматривали мои иски по 4-6 месяцев, как и многих других граждан,
- Вы как-то контактировали с судьями, работниками судов. Или был только письменный обмен?
- Только процессуально и в судебном заседании - через иски, ходатайства и заявления. Я знаю и уважаю многих украинских судей, но контактировать с ними из розыска – это перебор и неуважение к ним. Кроме того, по каждому иску я имел железную правовую позицию, а мои оппоненты не имели и не могли иметь контраргументов.
Европейская правовая машина
- Вернемся в Люксембург?
- Да, я обратился к ЕС и каждому из 28 министров стран ЕС, которые проголосовали за решение о санкциях. Первые полгода я пытался выяснить, а в чем вообще заключается хищение государственных средств в моем случае. Позиция ЕС меня сильно удивила тем, что их чиновники ничего не поясняли и не отвечали на корреспонденцию, их действия явно не соответствовали европейским стандартам и были противоправными. В этот период на запросы не отвечал вообще никто — ни украинский МИД, ни генпрокуратура, ни Минюст, ни правительство. Мне пришлось выиграть иск в административном суде, чтобы заставить генпрокуратуру отвечать на корреспонденцию. Совокупность этих действий привела к обнаружению переписки между Генпрокуратурой Украины и Евросоюзом. Оказалось, что власти инкриминируют мне хищение собственной зарплаты заведующего кафедрой Национального университета им. Шевченко. С банковской карты неустановленным следствием способом исчезло 800 гривен. Конечно это было похоже на кинокомедию, потому что моя работа в Университете была для меня социальной нагрузкой и инкриминирование мне такого состава преступления имело какую-то другую цель. Позже оказалось, что посол ЕС в Украине Ян Томбинский подгонял украинские власти, чтобы они предъявили фигурантам санкционного списка хоть какие-нибудь экономические преступления, чтобы защитить решение ЕС о введении санкций.
- А зачем вы писали всем министрам? У Совета ЕС что, нет единого офиса?
- Это было моей тактикой, нужно было довести до всех, кто принимал решение о санкциях, что в их основе лежит сфальсифицированное украинскими властями дело о 800 гривнах. Мои доводы подействовали. В марте 2015 года ЕС сам отменил против меня санкции. Хотя украинские прокуроры так хотели их продлить, что объявили меня за два месяца до этого в розыск.
После отмены санкций я получил из суда в Люксембурге письмо: «Ваш иск принят к рассмотрению, но Совет ЕС сам отменил в отношении вас санкции. Не считаете ли вы целесообразным отозвать иск, поскольку уже нет предмета спора?". Я ответил, что принципиально прошу продолжить судебный процесс, так как Евросоюз нанес мне серьезный репутационный ущерб, и я хочу именно в судебном порядке доказать, что Евросоюз нарушил собственные стандарты и принял решение на основе сфальсифицированных данных под воздействием чужих эмоций и политических мотивов.
Суд назначил рассмотрение на май 2015 года. Мое личное участие в судебном заседании было важно, чтобы продемонстрировать, что я не скрываюсь, даю публичные комментарии и не опасаюсь посещать европейские учреждения, официально находясь в розыске.
Но в Люксембург я ехал проигрывать. Позиция представителя ЕС в суде была такая: мы не обязаны проверять информацию украинских властей, мы действовали в рамках своей компетенции по применению санкции, если Портнов считает, что украинские власти предоставили в ЕС недостоверную информацию, пусть обратится против них - с заявлением в Генеральную прокуратуру. То есть фактически судебный представитель ЕС предлагал мне обратиться в ГПУ против ГПУ. Поэтому я ожидал отказа мне в иске по формальным признакам, но намеревался публично показать, что нет никаких фактов, а есть только политика.
- Как выглядит суд Евросоюза?
- Я бывал и в британском суде, и в американском. Но Люксембургский суд выглядит очень авторитетно и солидно. Роскошный зал судебных заседаний, в мантиях коллегия судей и адвокаты — мой и Евросоюза, работают переводчики, ведется видеофиксация. У меня почти сразу возникло доверие к этому суду, потому что коллегия судей редко заглядывала в документы, быстро задавая вопросы. Судьи владели датами, обстоятельствами, отрывками из документов, разными деталями и заявленными позициями сторон.
Представителю ЕС коллегия начала задавать четкие вопросы: "Вы приняли политическое решение по Портнову или юридическое?". Представитель: "совет ЕС - это 28 министров государств, это их решение". «А вы какую организацию представляете сейчас в суде?» - «Совет ЕС» - "Тогда ответьте суду на поставленный вопрос"…
Такой был задан темп. "Не считаете ли вы несоразмерными санкции ЕС тому проступку, который инкриминирован Портнову и при этом не доказан?" Или: "Могли ли украинские власти за неделю с февраля по начало марта провести эффективное расследование и принять решение, что Портнов причастен к каким-то правонарушениям?" – "Это не наша компетенция". – "То есть вы доверились украинским властям или вы сами исследовали вопрос?" – "Мы доверяли информации от украинских властей". – "Значит вы просто утвердили решение украинских властей без проверки фактов?" – "Да, ваша честь, у нас нет других полномочий".
"Через некоторое время Вы узнали, что Портнов не совершал того, в чем его обвиняли украинские власти. Почему вы сразу не отменили санкции?» - «Потому что украинская прокуратура не закончила расследование». «А на сегодняшний день прокуратура закончила расследование?» - «Нет, Ваша честь». «Тогда почему Вы позже сами отменили санкции, если расследование еще не закончилось?» - «Мы их просто не продлили». «А почему вы их тогда в 2015 году продлили по остальным фигурантам списка, а по Портнову - нет?» - «Это было решение Совета ЕС, Ваша честь».
Суд просто ловил представителя Евросоюза на десятках разных фактов и деталей. К этому моменту нам еще даже не предоставили слово, но уже было понятно, что суд выступил лучше нас, и нам уже нечего было добавить.
- Как-то совсем беспомощно выглядит представитель ЕС. Они что, совсем не готовились к суду?
- Очевидно, они сделали ставку на прецедент. Не так давно египетский чиновник проиграл в деле о санкциях Евросоюзу в этом же суде на аналогичном основании. Однако судьи тут же указали на то, что тот чиновник был осужден приговором египетского суда, и этот прецедент не относится к нашему делу.
Попытки их представителя объяснить, что ЕС не должен перепроверять документы, полученные от украинских правоохранителей, закончились лаконичным вопросом председательствующего судьи: "А если бы украинские власти написали, что Портнов - террорист, вы бы ввели санкции за причастность к терроризму?". "Нет, потому что это слишком серьезное обвинение и таких доказательств нет". – "А почему вы тогда ввели санкции за хищения, если у вас также нет доказательств?".
Апофеозом судебного заседания стало неожиданное ходатайство Евросоюза перейти в закрытый режим. Хотя мы и возражали, ведь нам нужна была публичность. Зал покинули пресса и зрители. Я заново был приведен к присяге, так же как и все остальные участники. Мы присягнули, что до завершения процесса мы не будем рассказывать о том, что было в закрытой части… Но теперь, поскольку 5 января 2016 года решение вступило в законную силу, об этом можно говорить.
На закрытом заседании представитель ЕС признался, что санкции были приняты потому что на этом настаивал посол ЕС в Украине Ян Томбинский. Судья спросил представителя ЕС, известны ли ему еще случаи, когда послы иностранных государств занимаются правоохранительной деятельностью? – "Неизвестно". – "В какой форме и при каких обстоятельствах посол ЕС сформулировал свою позицию по Портнову?" – "Посол заверил нас в этом". В итоге суд обязал предоставить всю дополнительную информацию по роли посла ЕС Томбинского в вопросе его санкционных инициатив.
Когда слушания закончились, я сразу же написал письма во все органы ЕС, сообщив, что в закрытой части выяснилось, что основную функцию в фальсификации документов выполнил Ваш посол Ян Томбинский. И получил неожиданный ответ, что ЕС считает показания своего представителя в суде ошибочными и констатирует, что ЕС имел ввиду не меня, а других фигурантов санкционного списка.
Я сразу же ходатайствовал перед судом об окончании судебного процесса и удовлетворении моего иска, мотивируя тем, что показания представителя ЕС не ошибочные, а именно ложные, данные под отдельной присягой. Я пояснил суду, что это бы не вскрылось, если бы я после закрытой части заседания не обратился в Брюссель с инициативой привлечь к ответственности г-на Томбинского.
В этот момент у моих оппонентов возник простой юридический казус: либо представитель ЕС солгал под присягой, либо ЕС захотел защитить своего посла Томбинского. Оба этих варианта были выигрышными для меня.
- Итак, суд взял паузу для выработки решения. Как вы ее заполняли?
- Я считал, что кроме Люксембурга и Украины мне нужно где-то перейти в наступление, и начать делать что-что необычное, креативное и ранее не применявшееся. Я обратился в уголовный суд Бельгии и начал судебный процесс в отношении бывшего заместителя генпрокурора Алексея Баганца. Сегодня в Бельгии ему инкриминируется клевета и фальсификация, совершенные на территории Евросоюза. Уголовный кодекс Бельгии предусматривает за это тюремное заключение до 6 месяцев и штраф. Бельгийская юрисдикция возникла, так как сфальсифицированные в отношении меня документы фигурант направлял на территорию ЕС в штаб-квартиру в Брюсселе.
А смысла у этого судебного процесса два. Первый – учебно-воспитательный. Нужно было дать сигнал остальным чиновникам, что если будет уголовный приговор европейского суда по украинскому прокурору, то потом будет негде спрятаться, и опасность юридического возмездия будет поджидать именно там, куда правящая власть и интегрируется – в Европе.
А второй – это юридически в авторитетном бельгийском суде закрепить приговор, чтобы в дальнейшем использовать его уже для привлечения к ответственности и других организаторов политических репрессий. Если удастся создать такой прецедент, следующим шагом может стать арест счетов и активов десятков украинских прокуроров.
Следующее заседание суда состоится 9 марта, я буду на нем присутствовать.
Сатисфакция
- А 26 октября 2015 года я вновь приехал в Люксембург – на оглашение решения суда. Меня удивило, что на этом заседании уже не было представителей ЕС, явились только я, мой адвокат и переводчик. Судья на французском очень быстро объявил решения. Я не смог разобрать, о чем речь.
Я посмотрел на адвоката, его лицо ничего не выдало — ни радости, ни печали. Я решил, что мы проиграли. А следом рассматривали иск олимпийского комитета какой-то страны к Евросоюзу, и все — суд нам головой кивнул, мол, до свиданья. И вот мы вышли. Адвокат стоит, я хочу у него спросить — что все-таки, выиграли, проиграли? А он все время говорит по телефону, ему звонят из его парижского офиса - как потом выяснилось, его поздравляли, для него это тоже победа. И лишь потом адвокат мне сообщил, что мы выиграли по всем трем пунктам. Я несколько раз переспросил: ничего ли он не перепутал, чтобы я не наговорил ожидавшим меня украинским СМИ чего-нибудь чересчур сенсационного.
На самом деле эта победа для меня была сатисфакцией - информационной, политической и юридической. Чтобы прекратить разговоры, что я выигрываю суды, из-за того, что раньше отвечал за судебное направление, для меня было важно, что такое решение вынес именно европейский суд - с высшей степенью международного авторитета.
Тем более, что решения Европейского суда являются прецедентными и становятся источником международного права.
- И все-таки проблема раскрытия преступлений, совершенных многими представителями прежнего режима, остается актуальной. Так же как и вопрос возвращения уведенных из Украины средств. Кажется, у нынешних правоохранительных органов не то что воли к этому нет, но даже элементарной квалификации. Ведь это сложные экономические и финансовые материи, с ней просто не справятся низкооплачиваемые и малоквалифицированные специалисты наших органов.
- Согласен с Вами, действуют они бессистемно, одношагово и не могут завершить ни один серьезный проект. Еще в 2014 году власти заявили, что нужны изменения в УПК, которые позволят заочное преследование. Внесли. Ничего не начали. Потом внесли еще изменения, потому что те оказались ошибочными. Опять ничего не начали. Потом внесли третий раз. И ничего. И недавно я услышал заявление высшего политического руководства, что в связи с расследованием преступлений на Майдане нужно внести еще одни, четвертые изменения, связанные с заочным уголовным преследованием. Что это такое - за два года не справиться со средней сложности работой, имея все внутренние и внешние инструменты. Эти люди просто не способны на интеллектуальную продуктивную работу, поэтому украденные активы будут возвращать уже какие-то новые люди.
- А есть такие на горизонте?
- Такую работу можно и нужно провести в отношении и бывших, и нынешних чиновников. Скажу вам, что многие из тех, кто работал в политических и государственных органах до 2014 года, успешно провели бы такую работу, потому что считают, что часть бывших руководителей государства несет свою ответственность за сегодняшнюю разруху и войну. Они исходят из того, что за клептоманию и тупость нужно отвечать, поэтому их активы и деньги нужно обязательно экспроприировать и вернуть в Украину. И претензии ко многим из них есть не только у сегодняшних властей, но и у тысяч семей, вынужденных жить не дома и самостоятельно защищаться от государственных и уличных репрессий. И я тоже разделяю это мнение.
- Так все-таки – возможно ли вернуть деньги в страну?
- Да, это возможно. Но уже потеряно много времени. Наша юридическая команда справится с этим вопросом, но мы исключаем для себя любое сотрудничество с правящей властью. Существует много международных методик быстрого взыскания арестованных средств. Для этого прокурорским международникам нужно было меньше стоять перед зеркалом и восхищаться собой в телевизионных интервью, а больше работать.
На очереди – посол Томбинский
- Вернемся к прецедентам. Оказывается, политических оппонентов можно громить на правовом поле, не собирая Майданов, не проливая крови и не разбрасываясь гранатами. В связи с этим вопрос: можно ли, используя ваш опыт, добиться справедливости в отношении, скажем, журналиста Руслана Коцабы? Или многих других, против которых выдвинуты сомнительные обвинения. Есть ли возможность и необходимость организовывать массовые иски к различным государственным, силовым структурам?
- По Руслану Коцабе я могу сказать предельно четко. Тут налицо политически мотивированные решения, незаконные, противоречащие конституции, УК и УПК. Он настоящий патриот, потому что выступает за мир. Никакого преступления он не совершал. Он выиграет дело в Европейском суде по правам человека. Наверняка выиграет иск в ЕСПЧ и бывший главред газеты "Вести" Игорь Гужва по обвинению, наспех сфабрикованному фискальной службой. Но к большому сожалению, до этого они должны пройти все этапы украинского правосудия.
- То есть, суды всех инстанций, кассации, апелляции… А если суда не будет, замотают на долгие годы?
- К сожалению такие случаи стали системными и масштабными. Кроме того, Украина — чемпион по количеству невыполненных решений ЕСПЧ. Наша страна сейчас нарушает многие европейские стандарты и уже даже Соглашение об ассоциации с ЕС. Например, ратификация Римского устава о международном уголовном суде. Но я надеюсь, что журналист Коцаба сможет раньше покинуть изолятор, чем получит решение ЕСПЧ.
- И последний вопрос – о творческих планах...
- Я уже достиг всех основных целей по своей защите. Я не в розыске, нет санкций и уголовных дел. А дело по университетской зарплате рассыпается из-за сроков и экспертизы, установившей, что мои подписи на доверенностях о получении зарплаты были грубо фальсифицированы.
Сейчас переписываюсь с ЕС по вопросу компенсации затрат и расходов на судебный процесс. Евросоюз по решению суда должен возместить расходы на французского и украинского адвоката, переводчиков, перелеты, переезды и отели. Важно, чтобы финал этой истории состоял в том, чтобы Евросоюз, проигравший суд по вине украинских властей перечислил деньги своих налогоплательщиков в украинский банк. Иными словами, чтобы результатом санкций ЕС, стали его же реинвестиции на украинский счет.
Также я веду консультации о том, как привлечь к финансовой и юридической ответственности должностных лиц Евросоюза и посла ЕС Томбинского, но это уже другая история, о ней расскажу после начала ее реализации. Сейчас я занят бизнес-деятельностью и у меня есть время для новых международных процессов. Тем более, что они уже стали самоокупаемыми, а в перспективе могут стать и прибыльными.